В ряд аргументов, косвенно свидетельствующих о том, что Кротон, прежний член и лидер союза италиотов, остался после освобождения от власти Сиракуз за пределами этого объединения, может быть поставлена и судьба святилища Геры Лакинии. Ведь оно, несмотря на сохранение своего авторитета, богатства и влияния в качестве одной из главных святынь италиотов⁴⁹, утратило роль политического центра лиги, уступив его Гераклее в Лукании (Strabo. VI, 3, 4. C. 280).

Однако распространение в городе союзных монет – серебряных диоболов с изображением Геракла, сражающегося с Немейским львом, – свидетельствует как будто, напротив, о сохранении связей Кротона с объединением италиотов⁵⁰. Правда, датировка их сравнительно поздняя: они относятся к последней трети IV в. до н. э. и появление их, возможно, связано с восстановлением лиги южноиталийских полисов при Александре Молосском.

Таким образом, можно предположить, что заключенный в конце 30-х гг. IV в. до н. э. договор между Римом и Тарентом, зафиксировавший сложившиеся к тому времени сферы интересов и влияний двух объединений – Римско-италийского союза и лиги италиотов, свидетельствует в пользу того, что Кротон и другие греческие города, расположенных южнее Лакиния, не участвовали тогда в объединении южноиталийских полисов. Более поздние события подтверждают то, что дальнейшую судьбу Кротона его жители связыви не с надеждами на гегемонию Тарента, а с поддержкой Сиракуз.

Меньше, чем о Регии и Кротоне, известно о двух других полисах Южной Италии, на которые распространялся контроль сиракузских тиранов, – Гиппонии и Кавлонии. Гиппоний после разрушения Дионисием Старшим был в 379 г. до н. э. восстановлен карфагенянами, заключившими ранее союз с италиотами (Diod. XV, 15, 2; 24, 1). Эти факты ставятся обычно в зависимость друг от друга, и возрождение города, вновь присоединившегося, как иногда считают, к союзу южноиталийских полисов, объясняют сближением пунийцев и греков Италии⁵¹. Однако в середине IV в. до н. э. город оказывается под властью италийского народа бруттиев, занявших кроме Гиппония ряд других городов, в том числе Сибарис (Diod. XII, 22, 1, где этот факт приводится в контексте описания событий 445 г. до н. э., но упоминание бруттиев позволяет отнести его к IV в. до н. э.), Терину и Фурии (Diod. XVI, 15, 2, где это сообщение дается под 356 г. до н. э., хотя, вероятно, описываемые события заняли более продолжительное время; ср.: Strabo. VI, 1, 4. C. 255; Just. XXIII, 1, 13-16). Затем им овладел Агафокл, возможно, лишив контроля над городом бруттиев (Diod. XXI, fr. 8)⁵². Таким образом, город практически не оставался независимым, кроме, по-видимому, небольшого периода после его восстановления карфагенянами, что, конечно, исключает возможность продолжительного членства Гиппония в союзе италиотов в исследуемую эпоху.

Данных в письменных источниках об истории Кавлонии середины IV в. до н. э. нет. У Страбона (Strabo. VI, 1, 10. C. 261) есть упоминание о том, что в его время город опустел, поскольку обитатели Кавлонии под натиском варваров покинули ее и переселились на Сицилию, где основали новое поселение. Плиний Старший также говорит только об остатках города (vestigia oppidi Caulonis – Hist. Nat. III, 95). Павсаний же сообщает (Paus. VI, 3, 12), что губительной для полиса оказалась война между римлянами и Пирром, когда им овладели кампанцы, после чего город совершено обезлюдел. Однако, по словам Ливия, Кавлония продолжала существовать еще во время войны с Ганнибалом (Liv. XXVII, 12, 6; 15, 8; 16, 9). После разрушения в 389 г. до н. э. Кавлонии Дионисием Старшим, депортации жителей в Сиракузы и передачи их земель Локрам (Diod. XIV, 106, 3), по-видимому, не возобновлялась и чеканка монеты⁵³, которая могла бы свидетельствовать о политической независимости полиса. Город, возможно, оставался под властью Локр или подобно другим поселениям италийских греков попал в руки бруттиев. Поэтому говорить о его членстве в союзе италиотов в исследуемое время вряд ли можно.

Итак, полисы италиотов, ранее состоявшие в лиге, после освобождения от власти сиракузских правителей не восстановили, насколько позволяет судить материал источников, своего членства в ней. Вместе с тем заинтересованность их в военной поддержке в связи с усилением внешней угрозы со стороны италийских народов несомненна, и в этой ситуации отказ войти в союз, главным принципом которого была «коллективная безопасность», парадоксален. Для Регия и Кротона, например, в середине IV в. до н. э. более актуальным стало, по-видимому, поддержание связи с Сиракузами. Разобраться в причинах смены центра политического тяготения для части италиотов, думается, можно, проанализировав положение дел в самом союзе южноиталийских полисов в исследуемое время.

Следует рассмотреть сведения о тех полисах, которые, входя в союз италиотов, не были оккупированы правителями Сиракуз. Фурии после упоминания Элианом неудачной попытки Дионисия Старшего, датируемой приблизительно 70-ми гг. IV в. до н. э.⁵⁴, захватить этот город (Ael. Var. Hist. II, 61) появляются в поле зрения древних авторов в связи с событиями середины того же столетия. Диодор сообщает о захвате Фурий бруттиями (Diod. XVI, 15, 2). Однако эта оккупация, по-видимому, была недолгой, поскольку в 40-х гг., как явствует из рассказа Плутарха (Plut. Timol. 16, 4), жители Фурий уже вновь были независимы и вели войну с бруттиями. Это событие может быть датировано 343 г. до н. э.⁵⁵

Примечательно, что в этом сообщении херонейца нет ни слова об иной военной помощи, кроме той, которую оказали фурийцам воины вспомогательного отряда, отправленного из Коринфа на Сицилию к Тимолеонту. Указанное обстоятельство обращает на себя внимание еще и потому, что, согласно Диодору (XVI, 61, 4; 62, 4; 88, 3), в то же самое время Тарент воевал с луканами. Конечно, Плутарх, сосредоточенный на изложении перипетий судьбы своего главного героя, мог не обратить внимания на исторические детали, непосредственно не связанные с центральной темой жизнеописания, и потому в рассказе об отношениях фурийцев со вспомогательным войском Тимолеонта не отразились другие события в Южной Италии, в том числе упоминавшаяся Диодором война. Однако два обстоятельства заставляют предположить, что в повествовании Плутарха нет ссылок на участие Фурий в действиях союза италиотов во главе с Тарентом против италийских народов из-за того, что фурийцы действовали совершенно независимо от прочих италиотов. Во-первых, противники Тарента и Фурий названы в источниках различно: у Диодора тарентинцы воюют с луканами, у Плутарха фурийцы – с бруттиями, а во-вторых, развитие событий в Великой Греции в ближайшее к описываемым событиям время обнаружило постепенное расхождение интересов тарентинцев и фурийцев и отдаление Фурий от участия в делах союза италиотов. Возможно, реализация принципа коллективной безопасности членов лиги перестала удовлетворять фурийцев и они предпочли найти подобно жителям Регия нового гаранта своей безопасности – им стал Тимолеонт.

В дальнейшем фурийцы поддержали Александра Молосского во время его италийской экспедиции и сохранили верность союзу с ним и после разрыва отношений между эпирским царем и Тарентом. Страбон сообщает, что Молосс предпринял попытку перенести общегреческий праздник, проводившийся в тарентинской колонии Гераклее, в Фурии (Ps.-Arist. De mirab. ausc. 96; Strabo. VI, 3, 4. C.280)⁵⁶, стремясь, очевидно, вывести его из-под контроля Тарента. После гибели Александра, по свидетельству Юстина (Just. XII, 2, 15; ср.: Liv. VIII, 24, 16-17), тело царя выкупили и погребли жители Фурий. Оба свидетельства ясно позволяют понять, что  фурийцы предпочли союз с эпиротом своим прежним связям с Тарентом и образовали оппозицию тарентинцам в союзе италиотов⁵⁷.

Любопытные сведения об отношениях Фурий и Тарента содержит дельфийская надпись Syll.³ I, 295. Она представляет собой декрет, подтверждающий дарованное ранее фурийцам право промантейи в Дельфийском святилище. Ж. Ру, предложивший новейшую интерпретацию этого документа, считает, что предоставление Фуриям  промантейи «прежде всех италиотов»⁵⁸ вызвало негативную реакцию Тарента, обладавшего тем же правом, и положило начало соперничеству между городами. Конфликт сохранялся на протяжении нескольких десятилетий и окончательное разрешение получил в 30-е гг. IV в. до н. э.⁵⁹ благодаря постановлению, которое закрепило за обоими городами право первыми обращаться к оракулу Дельф на паритетных началах⁶⁰.

В результате этого конфликта Тарент вынужден был признать равный статус Фурий в отношении святилища в Дельфах, что, безусловно, противоречило роли гегемона, которую играл полис тарентинцев в союзе италиотов в описываемое время. Поэтому стоит вспомнить, что Тарент, по-видимому, стремился использовать в целях сохранения своего первенства среди греков Южной Италии как военно-политические, так и религиозные рычаги, контролируя не только союзный совет, но и упоминавшееся уже празднество, проводимое в Гераклее (Ps.-Arist. De mirab. ausc. 96; Strabo. VI, 3, 4. C. 280). Именно поэтому Александр Молосский счел, что нанесет серьезный удар по влиянию тарентинцам, лишив их возможности держать в руках  th\n koinh\n ёEllh/nwn twНn tau/t$ panh/gurin. Возможно, выбор Молоссом Фурий как нового места проведения игр был не случаен: к нему могло подтолкнуть соперничество двух городов в религиозной сфере.

Таким образом, жители Фурий – города, который в начале IV в. до н. э. не попал в руки сиракузского тирана и поэтому, вероятно, дожен был сохранить членство в союзе италиотов, – в середине того же столетия обнаружили неудовлетворенность действиями Тарента в качестве гегемона союза и предпочли сближение с новой военно-политической силой в регионе – Александром Молосским.

Еще одним греческим полисом, об отношениях которого с объединением греков Южной Италии можно судить, был Метапонт. По сообщению Юстина (XII, 2, 12), Александр Молосский заключил с жителями этого города особый договор (cum Metapontinis et Poediculis et Romanis foedus amicitiamque fecit), ставящий метапонтийцев в один ряд с римлянами и педикулами. Это соглашение предполагает, очевидно, установление особых отношений между царем и населением Метапонта, благодаря чему последний выделяется спеди полисов италиотов. Вероятно, договор требовался, поскольку никаких формальных отношений между Александром и Метапонтом не существовало, хотя эпирот действовал в Великой Греции по приглашению Тарента, главы союза италиотов (Liv. VIII, 24, 2; Strabo. VI, 3, 4. C. 280; Just. XII, 2, 1). Следовательно, можно считать, что метапонтийцы не входили лигу⁶¹. Более того, ко времени экспедиции Александра выход Метапонта из объединения был уже фактом, поэтому разрыв отношений города с лигой должен быть отнесен не к 30-м гг. IV в. до н. э., а к более раннему времени.

Примечательно также, что в период между 350 и 330 гг. до н. э. произошло уподобление монет, чеканившихся в Метапонте, фурийским⁶², что свидетельствовало об отказе от ориентирования на тарентские образцы и подтверждает предположение о разрыве с Тарентом и союзом италиотов.

Позднее, во время похода в Италию спартанца Клеонима, город по-прежнему стремился к самостоятельности и независимости от лиги италиотов. Во всяком случае, по словам Диодора (Diod. XX, 104, 3), он пал жертвой коварного расчета спартанского стратега тарентинцев и оказался захвачен Клеонимом. Дж. Урсо полагает, что именно в связи с этими событиями следует говорить о попытке Метапонта выйти из объединения южноиталийских полисов⁶³. Однако по изложенным причинам представляется возможным отнести его выход ближе к середине IV в. до н. э.

Таким образом, в источниках разрыв отношений Метапонта с Тарентом и союзом италиотов отражен полнее, чем случай с Фуриями, хотя его причины прямо не указываются. Вместе с тем упоминание о заключении дружбы и союза с Александром позволяет предположить, что Таренту вновь предпочли другого союзника, и это обстоятельство опять наводит на мысль, что политика тарентинцев в качестве гегемонов лиги италиотов не отвечала интересам южноиталийских полисов.

Наконец, Гераклея, являвшася политическим центром союза италиотов – местом заседания союзного совета (Strabo. VI, 3, 4. C. 280) – и колонией Тарента, не обнаруживала, подобно другим полисам, сепаратистских тенденций. Но, по словам Ливия, она была захвачена луканами, и отвоевать город удалось только Александру Молоскому (Liv. VIII, 24, 4). К сожалению, точную дату утраты Гераклеей независимости установить невозможно.

За пределами исследования остается целый ряд городов – Терина, Посейдония, Велия⁶⁴ и другие, которые являлись членами италийской лиги и о судьбе которых почти нет сведений в источниках. Но приведенных в статье фактов, как мне кажется, совершенно достаточно, для того чтобы составить верное представление о судьбе объединения италиотов в середине IV в. до н. э.