Дж. А. О. Ларсен выразил мнение, во многом близкое к точке зрения Ф. Уолбэнка. Он точно так же полагал, что первоначальную Ахейскую конфедерацию, возникшую из союза Кротона, Кавлонии и Сибариса и разрушенную действиями варваров Италии и Дионисия Старшего, сменила конфедерация италиотов, основанная на новых взаимных соглашениях²⁴. Дж. А. О. Ларсен склонялся к мысли о том, что полисы италиотов в период существования Ахейской конфедерации создали объединение, особенности которого позволяют определить его не просто как военный союз суверенных политических единиц, но как новую политическую единицу – федерацию, «вполне развившееся» федеративное государство²⁵.

Ф. Сартори расценивал объединение ахейских колоний в Южной Италии как “новый шаг, ведущий к разрушению традиционного полиса”, связывая тем самым явления социально-политической истории Великой Греции с представлением о кризисе классического греческого полиса²⁶. Этот исследователь также подчеркивал, что процесс перестройки союза начался под влиянием внешних обстоятельств и привел к расширению политического объединения италиотов за счет новых греческих городов²⁷. Ф. Сартори рассматривал лигу италиотов как конфедерацию, отмечая, что полисный партикуляризм стал преградой на пути объединения эллинов и образования государства в подлинном смысле слова²⁸. Следовательно, для Ф. Сартори переход от объединения ахейских полисов к более широкому союзу италиотов не связан с изменением характера объединения. В обоих случаях можно говорить, по мнению исследователя, о конфедерации полисов.

В новейших трудах по истории федеративного движения в Южной Италии сохраняется возникший в предшествующие десятилетия интерес к анализу эволюции политического объединения италиотов и выявлению сущности союзных отношений на отдельных этапах его развития. Дж. Де Сенси Сестито отмечала, что помещенные под 393 и 390 г. до н. э. сообщения Диодора (XIV, 91, 1; 101, 1) о создании союза италиотов свидетельствуют о превращении прежнего, федеративного, объединения  ахейских городов  в симмахию, военный союз с низкой степенью централизации и широкой автономией полисов. Реорганизация лиги заключалась прежде всего в том, что на смену общим для всех членов первоначального объединения законам и обычаям, заимствованным, по свидетельству Полибия (II, 39, 6), у ахейцев Пелопоннеса, пришли договоры, определявшие взаимоотношения полисов, входивших в состав нового союза²⁹. Как явствует из слов Диодора (XIV, 101, 1), главным в содержании этих соглашений стал принцип военной взаимопомощи в случае внешней угрозы, направленной против одного из участников симмахии. Кроме того, в обновленном союзе италиотов ахейского Зевса в качестве божества-покровителя сменила Гера Лакиния, почитавшаяся с военными атрибутами, что, по мнению Дж. Де Сенси Сестито³⁰, соответствовало характеру нового объединения, а святилище богини приняло на себя функции союзного центра, своеобразной столицы лиги. Произошли изменения и в функционировании союзных органов³¹. Наконец, сам союз расширился, поскольку под влиянием военно-политической ситуации в Южной Италии многие полисы постепенно входили в его состав³². Схожее воззрение на эволюцию союза италиотов выразил Дж. Урсо. В связи с деятельностью в Италии Александра Молосского итальянский историк отмечал, что объединение италиотов  к этому времени уже утратило характер koino\n (федеративного государства) и превратилось в симмахию³³.

Такая концепция развития союза италиотов, предложенная итальянскими учеными, выглядит привлекательной в силу того, что является результатом синтеза отдельных особенностей федерального движения греков Южной Италии, выделенных антиковедами в предшествующие десятилетия, в стройную систему, позволяющую выделить этапы эволюции  лиги италиотов на протяжении всего ее существования, соотнося их содержание с теоретическими представлениями о том или ином типе федеративных объединений в древности. Однако представленная Дж. Де Сенси Сестито картина развития объединения греков-италиотов явно противоречит указанию словаря Суды, согласно которому союз южноиталийских полисов времени Архита определяется именно как koino\n. Но придавать этому факту роль решающего контраргумента воззрениям Дж. Де Сенси Сестито и Дж. Урсо, по-видимому, не следует³⁴, ввиду известной нечеткости греческих понятий, связанных с объединениями полисов: у Суды речь могла идти о союзе вообще, а не о конкретном типе федерации.

Наконец, особого упоминания заслуживает версия К. Банека, который считает, что вокруг святилища Геры Лакинии в VII-VI вв. до н. э. сложилась амфиктиония. Позже, с ростом луканской угрозы, произошло объединение полисов в оборонительный союз, избравший свои центром Лакиний. Лакинская амфиктиония расширилась за счет инкорпорирования новых греческих городов в ее состав и от решения культовых задач перешла к решению задач военно-политических. Однако после разгрома лиги в битве при Элепоре и захвата Кротона вместе со святилищем Геры Дионисием Старшим это объединение утрачивает политические амбиции и в дальнейшем существует только как религиозное³⁵.

Таким образом, независимо от определения сущности Ахейской лиги на ранней стадии ее существования исследователи единодушны в мнении о том, что в начале IV в. до н. э. характер объединения италиотов изменился, приобретя черты симмахии. Ключевым принципом его стала, судя по словам Диодора (Diod. XIV, 101, 1), военная взаимопомощь членов лиги в случае нападения извне. Следовательно, именно отражение реализации этого принципа в источниках должно дать основание решать, существовал ли союз италиотов в тот или иной период времени.

Как известно, объединение южноиталийских полисов испытало кризис в связи с понесенным от Дионисия Старшего сокрушительным поражением. После битвы при Элепоре в 389 г. до н. э. сиракузский тиран захватил часть полисов, входивших в союз, а с остальными заключил договоры, предоставив грекам автономию. Иными словами, союз был фактически распущен³⁶. Некоторые исследователи полагают, что лига продолжала существовать и позже, попав под влияние карфагенян³⁷. Но все единодушны в мнении о том, что союз возродился впоследствии под гегемонией Тарента, хотя механизм этого процесса остается неясным. Есть ли основания считать, что в новых условиях объединение италиотов функционировало в соответствии с тем же принципом, который может быть условно определен как «коллективная безопасность»?

К сожалению, состояние источников не позволяет решить этот вопрос исчерпывающим образом. В качестве аргумента в пользу того, что союз во главе с Тарентом опирался на тот же принцип военной взаимопомощи, можно привести рассказ Ливия об отношениях между тарентинцами и жителями Неаполя в 20-х гг. IV в. до н. э. (Liv. VIII, 25, 7-8; 27, 2)³⁸. Римский историк сообщает, что Тарент отправил вспомогательный отряд грекам Неаполя, подчеркивая при этом осознание обоими городами общности происхождения (Greci Grecos … expectabant – VIII, 25, 7-8). Примечательно, что тарентинцы оказали помощь Неаполю в расчете на взаимность (spe auxilii – VIII, 27, 2) и пришли в ярость, узнав о соглашении, заключенном их союзниками с римлянами. В описанной ситуации, как представляется, отражен тот же принцип военной поддержки, положенный в основу союза италиотов. Использование указанного принципа в тарентино-неаполитанских контактах 326 г. до н. э. позволяет предположить, что он не утратил своего значения и в возрожденной под гегемонией Тарента лиге италиотов.