НАЕМНИЧЕСТВО В ТАРЕНТЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IV – НАЧАЛЕ III ВЕКА ДО Н. Э. (1 часть)
Рассматривается вопрос об особенностях использования наемной военной силы Та-рентом во второй половине IV – начале III в. до н. э. Материал позволяет сделать вывод о том, что этот город с середины IV в. до н. э. вынужден был содержать постоянный наем-ный отряд, что должно было компенсировать сокращение числа граждан-землевладельцев, составлявших основу гражданского ополчения, а также обеспечить опо-ру тарентской олигархии в моменты обострении внутриполитической ситуации в полисе.
Использование в военном деле наемников стало в Греции в IV в. до н. э. повсеместным. Это явление можно считать одной из примет той эпохи греческой истории, которая связана с кризисом классического полиса. Мир западных греков не составил в этом отношении исключения: социально-экономические и политические конфликты в самих полисах и войны с внешним врагом, сопровождавшиеся распространением изгнанничества и формированием тиранических режимов, обеспечивали благоприятные условия для развития наемничества.
В западной части греческого мира наиболее богатый опыт использования наемных войск имели Сиракузы периода тирании Дионисиев. Однако обращение к исследованию наемничества на примере не территориальной предэллинистической державы, какой было государство Дионисиев, а отдельного западногреческого полиса представляет немалый интерес может способствовать выявлению как особенностей кризиса в конкретном полисе, связанных с распадом гражданского коллектива, который обусловил, в частности, рост потребности в дополнительной военной силе, так и характерных черт самого явления наемничества в западной части греческого мира. Исходя из сказанного, объектом изучения наемничества в Великой Греции может быть избрана история Тарента во второй половине IV – начале III в. до н. э. В этом случае речь будет идти не об использовании наемников территориальной державой наподобие сицилийской державы Дионисиев, располагавшей достаточными материальными ресурсами для их содержания, но о поддержке наемных отрядов одним, пусть даже и крупным, полисом1. Эта особенность тарентского наемничества наряду с причинами его появления и целями использования требует специального изучения. Поэтому цель настоящей статьи можно определить как исследование развития явления наемничества и его роли в социально-политической жизни Тарента во второй половине IV – начале III в. до н. э., т. е. в тот период, о котором сохранились свидетельства, относящиеся к истории наемников.
Впервые о наемниках в Таренте упоминает Диодор в связи с изгнанием из Сиракуз Агафокла (XIX, 4, 1), который после ссоры с вождями правящей в этом городе олигархической группировки – Гераклидом и Сосистратом – и авантюрной попытки захвата Кротона в Италии был принят на службу тарентинцами и попал в отряд наемников (taxqei\j [sc. ЎAgaqoklh=j – Д. Б.] de\ para\ toi=j Tarantiїnoij e№n t$= tw=n misqofoїrwn taїcei), которым он, по-видимому, стал командовать (XIX, 4, 2). Очевидно, эти события относились к периоду времени между 320 и 317 гг. до н. э.2 К сожалению, нельзя точно установить источник приведенного Диодором сообщения3, но возможно, им был труд Тимея4. Хорошая осведомленность автора о событиях, проявившаяся в многочисленных подробностях изложения перипетий судьбы самого Агафокла и связанных с ним городов Южной Италии, не дает оснований сомневаться в достоверности повествования.
Диодор упоминает о том, то Агафокл с наемниками совершил много смелых дел (pollai=j kai paraboїloij e№gxeirw=n praїcesin), но был заподозрен тарентинцами в стремлении совершить государственный переворот (ei№j uёpoyiїan hХlqe kainotomei=n) и оказался вынужден покинуть Тарент (XIX, 4, 1-2). Речь как будто идет о военных подвигах будущего сиракузского тирана на тарентской службе. Возможно, параллельным приведенному рассказу Диодора предстает сообщение Страбона, в котором упоминаются иноземные полководцы, принятые в разное время на службу жителями Тарента, а среди них и Агафокл (Strabo. VI, 3, 4. C. 280). Порядок, в котором они перечислены, таков: Архидам, Александр Молосский, Клеоним, Агафокл и Пирр. Если он верен, то деятельность Агафокла в качестве тарентского стратега следует отнести к периоду между экспедицией Клеонима (303 – 302 гг. до н. э.) и смертью Агафокла в 289 г. до н. э. В это время он уже установил единоличную власть в Сиракузах.
Однако современные исследователи расходятся в оценке адекватности такой последовательности принимая во внимание то, какое место в ней должен занимать Агафокл5. Сомневаться в правильности этой последовательности означает признать, что Агафокл выступил в качестве одного из так называемых кондотьеров Тарента в период между 320 и 317 г. до н. э., а не в более позднее время, когда он действовал в Италии уже в собственных интересах6. Поэтому нужно согласиться с тем, что подвиги Агафокла были совершены на военном поприще в один их тех напряженных моментов, когда Тарент особенно остро нуждался в поддержке извне. Иными словами, приходится считать, что тарентинцы во время пребывания у них на службе Агафокла вели серьезную войну с внешним врагом.
Между тем существуют свидетельства, которые позволяют оспорить это заключение. Ливий (IX, 14, 1-6) сообщает о неудачной попытке тарентинцев выступить посредниками накануне столкновения между римским войском во главе с консулом Папирием Курсором и самнитами в 319 г. до н. э.7, т. е. как раз в период пребывания Агафокла в Таренте. Римский историк приводит характеристику, данную консулом жителям Тарента: vanissimam … gentem, quae suarum inpotens rerum prae domesticis seditionibus discordiisque («пустейший народ, неспособный решать собственные дела из-за внутренних смут и разногласий» – IX, 14, 5). Это свидетельство вполне отражает острую социальную ситуацию в Таренте, которая могла позволить Агафоклу надеяться на успех в случае переворота8, в стремлении к которому, по свидетельству Диодора (XIX, 4, 2), его стали подозревать тарентинцы. Однако, судя по оценке, вложенной Ливием в уста своего персонажа, главные трудности Тарент испытывал не во внешней политике, а в домашних делах. Более того, представляется, что только отсутствие серьезной внешней угрозы позволило его жителям вмешаться в конфликт между римлянами и самнитами: ведь один из их постоянных противников – мессапы – был, по-видимому, подчинен в ходе экспедиции Александра Молосского9, а другой – луканы – оказался вовлечен в римско-самнитское противостояние. Наконец, само вступление тарентинцев в самнитскую войну в качестве посредников, их стремление не допустить вмешательства римлян в южноиталийские дела и выраженная ими в ходе переговоров угроза принять сторону самнитов в случае продолжения военных действий – все это свидетельствует об изменении военно-политической ситуации на юге Италии. Во время походов Александра Молосского самниты выступили в качестве союзников его противников – луканов и бруттиев и, следовательно, были врагами Тарента, интересы которого защищал Молосс (Liv. VIII, 17, 9). Теперь же тарентинцы поддерживали самнитов против римлян, с которыми Александр заключил союз (Just. XII, 2, 12) 10.
Все сказанное не позволяет разделить мнение об Агафокле как одном из «кондотьеров» Тарента в период между 320 и 317 гг. до н. э., как не позволяет признать возможность ведения Тарентом крупной войны в это время11, хотя, разумеется, не исключает вероятности мелких столкновений тарентинцев с соседями, в ходе которых мог отличиться Агафокл. Но если это так, то приходится признать, что Тарент мог позволить себе содержать наемников в сравнительно мирное время. Потребность в них могла быть связана с необходимостью противодействия тем самым seditionibus discordiisque, о которых пишет Ливий, а также быстрого реагирования в случае возникновения внешней угрозы.
К сожалению, сообщение Диодора не содержит информации о числен-ности и составе отряда тарентских наемников. Эти данные и сведения о дальнейшей судьбе наемников нужно искать в других источниках.
В следующей книге своего труда Диодор отмечает (XX, 104, 2), что спартанец Клеоним, переправившись в Италию по просьбе тарентинцев, в ходе кампании 303 – 302 гг. до н. э. набрал в войско не менее пяти тысяч наемников. Правда, текст не дает возможности установить, идет ли речь об использовании постоянного наемного отряда, находившегося на службе у полиса, или о специальной вербовке воинов. Во всяком случае, судя по сообщению, потенциальный наниматель не испытывал бы затруднений с набором войска в Южной Италии12.
Еще одно свидетельство о существовании отряда наемников в Таренте относится только ко времени экспедиции Пирра (280 – 272 гг. до н. э.). Дионисий Галикарнасский, описывая битву при Аускуле, упоминает наемников в составе тарентинской конницы13 и пехоты (Dion. Hal. XX, 1, 1; 1, 3). Согласно сообщению этого автора, пешие наемники-италиоты (tou\j e№k tou= Taїrantoj misqofoїrouj №Italiwїtaj) занимали место на правом фланге построения войска эпирского царя, сразу за македонской фалангой (Dion. Hal. XX, 1, 1-4). Такая позиция должна свидетельствовать о высоких боевых качествах отряда, которые, как можно предположить исходя из текста Дионисия Галикарнасского, проявившись в ходе сражения против первого римского легиона14, выгодно отличали наемников от гражданского ополчения Тарента (Dion. Hal. XX, 2, 4-6; 3, 1). К этим же наемникам может быть отнесено и упоминание Плутарха о том, что Пирр, возвратившись с Сицилии, пополнил свое войско перед битвой при Беневенте лучшими воинами из числа тарентинцев (tw=n Tarantiїnwn tou\j kratiїstouj - Plut. Pyrrh. 24, 8).
Анализ этих свидетельств позволяет сделать ряд важных наблюдений. Во-первых, Дионисий Галикарнасский подчеркивает, что тарентские наемники были италиотами, италийскими греками. Это сообщение соответствует рассказу Диодора о принятии в отряд наемников Агафокла, вероятно, вместе с его сторонниками. Можно предположить, что Тарент был заинтересован в вербовке наемников-греков, в которых, как явствует из приведенного указания Диодора по поводу экспедиции Клеонима, в Южной Италии недостатка не было. Во-вторых, место, которое, по словам Дионисия Галикарнасского, занимали тарентские наемники в боевой линии Пирра, – между македонской и амбракийской фалангами (Dion. Hal. XX, 1, 4) – дает основание предполагать, что и сами они могли образовать фалангу и, следовательно, являлись тяжеловооруженными воинами–гоплитами15. Возможно, все три отряда – македонский, амбракийский и тарентских наемников – составляли единое построение. В-третьих, наемники были наиболее боеспособной частью тарентского войска, но не заменяли собой гражданского ополчения16.
Суммировав данные о наемниках Тарента, приводимые античными авторами, можно высказать предположение о том, что этот полис, по крайней мере с начала 20-х гг. IV в. до н. э., содержал отряд гоплитов, навербованных из греков-италиотов. Из-за разрозненности сообщений источников нельзя с уверенностью говорить о том, существовал ли он постоянно на протяжении всего периода от появления в Таренте Агафокла до экспедиции Пирра. Однако то, что существование такого отряда зафиксировано и в военное, и в относительно мирное время, свидетельствует в пользу обоснованности предположения о постоянстве его пребывания в Таренте17. Во всяком случае, появление отряда наемников не было вызвано только внешними факторами – военной угрозой или необходимостью вести военные действия. Представляется, что более важными в данной ситуации оказались факторы внутренние, связанные с основными тенденциями развития общественной и хозяйствен-ной жизни Тарента, определившими ход его социально-политической эволюции во второй половине IV в. до н. э.
Если создание наемного отряда в Таренте отвечало указанным тенден-циям, то потребность в нем должна была быть постоянной. В связи со ска-занным следует обратить внимание на тот факт, что, когда Агафокл прибыл в Тарент, отряд наемников уже, по-видимому, существовал. Также и его отстранение от службы (a№poluqei\j kai\ tauїthj th=j strateiїaj – Diod. XIX, 4, 2) не означало, очевидно, роспуска этого отряда. Что же касается экспедиции Пирра, то источники ничего не сообщают о вербовке им наемников, хотя много говорят о мобилизации граждан (Plut. Pyrrh. 16, 1-3; App. Samn. 8, 2; Zon. 8, 2). Следовательно, появление тарентского наемного отряда в эпирском войске не могло быть вызвано только подготовкой к большой войне с Римом18. Эти косвенные данные в совокупности, как кажется, позволяют предположить, что отряд наемников существовал в Таренте в указанный период постоянно.
Когда же наемный отряд появился в Таренте? Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к упоминавшемуся отрывку из «Географии» Страбона (Strabo. VI, 3, 4. C. 280), содержание которого восходит, вероятно, к Тимею19. Приведем его фрагмент, важный для исследования вопроса: «Некогда тарентинцы при демократическом образе правления обладали чрезвычайным могуществом потому, что владели самым большим флотом в этом месте и выставляли войско в 30000 пехотинцев, 3000 всадников и 1000 “начальников” конницы. Они стали последователями пифагорейской философии, особенно же Архит, который долгое время стоял во главе Тарента. Впоследствии, однако, ввиду процветания города роскошь настолько усилилась, что общенародных праздников у них было больше, чем [рабочих] дней в году. В силу этого управление городом ухудшилось. Одним из доказательств дурных порядков у них было то, что они принимали на службу чужеземных полководцев» (пер. Г. А. Стратановского).
Из текста следует, что одним из проявлений ухудшения социально-политической ситуации в Таренте Страбон считал приглашение иностранных полководцев. Это случалось в момент возникновения угрозы для Тарента, связанной с ведением внешней войны. Полководцы привозили с собой собственные или наемные войска, но действовали всегда при поддержке тарентинцев и прочих италиотов, без военной силы которых были обречены на поражение. По словам Страбона (Strabo. VI, 3, 4. C. 280-281), Александр Молосский потерпел поражение и погиб потому, что вступил в конфликт с тарентинцами. Позже Клеоним был смещен с поста стратега и вынужден был покинуть Южную Италию также, по-видимому, из-за недовольства союзников-италиотов его действиями (Diod. XX, 105, 1).
