РИМСКОЕ ВОЕННОЕ СНАРЯЖЕНИЕ В ЕВРАЗИЙСКОМ КОНТЕКСТЕ: ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Проблема взаимоотношений между обществами, находящимися на разных уровнях развития, весьма актуальна как для наук, изучающих современность, так и для отраслей знания, изучающих далекое прошлое. Динамичное развитие археологии в течение последних десятилетий дает возможность высветить новые нюансы в характере отношений между античной цивилизацией, достигшей наивысшего расцвета в форме ранней Римской империи, и варварскими племенами Центральной и Восточной Европы. Очень долго эта тема рассматривалась исключительно в контексте военных конфликтов между двумя враждебными и не имевшими общих точек для соприкосновения мирами. Основания для такого взгляда на характер римско-варварских отношений давали, прежде всего, сообщения античных авторов, изобиловавшие сведениями о больших и малых войнах, а также акцентировавшие внимание на непреодолимых различиях между миром античной цивилизации и миром варварства. Кроме того, к середине XX века археологи открыли в полном объеме римский лимес - систему фортификационных сооружений, протянувшуюся наподобие Великой китайской стены на тысячи километров от Северного до Черного моря по Рейну и Дунаю. В зарубежной историографии сложилось opinio communis, cогласно которому фактор стабильной и непроходимой в течение четырех веков границы способствовал формированию единого культурно-исторического пространства, ставшего своеобразным прообразом современной объединенной Европы. Между тем, интенсивные археологические изыскания, проводимые в последние десятилетия на территории стран Центральной и Восточной Европы дают основания для пересмотра некоторых устоявшихся стереотипов. Прежде всего, оказалось, что варварские племена весьма различались между собой по уровню развития. Далеко не со всеми из них римляне враждовали. Важное место, как выяснилось, в отношениях Рима и варваров занимала торговля, которая не прекращалась даже во время военных действий. В частности, в течение многих столетий функционировал “янтарный путь” - главная торговая магистраль между римлянами и варварами на территории континентальной Европы. “Янтарный путь” начинался на Балтийском побережье, на территории нынешней Калининградской области, проходил через Польшу, Чехию, Австрию и заканчивался в имперский период в Аквилее – главном экономическом центре северной Италии . По этому пути в Италию поступал янтарь, который пользовался спросом в античном мире как поделочный камень, а также в силу приписываемых ему особых целительных свойств. Янтарь, очевидно, служил одной из главных статей варварского “экспорта” в античный мир . Вероятно, что римских торговцев интересовали таже воск, шкуры и меха. Среди украшений, экспортируемых римлянами, преобладали бронзовые крыльчатые и эмалированные фибулы, бусы из стекла и эмали. Кроме того, в Барбарикум ввозили в больших количествах римские монеты, используемые как сокровища и как сырье для изготовления украшений, бронзовый лом и оружие. Многочислкенные находки римского оружия и воинского снаряжения на территории Нидерландов, северной Германии, Дании, Польши и даже территории бывшего СССР поставили под сомнение господствовавший прежде в науке тезис о запрете вывоза римского вооружения за лимес . В данной работе мы рассмотрим вопрос о том, каким образом использовали варвары военное снаряжение римлян. Начнем мы с находок римского вооружения и варварских имитаций римского военного снаряжения, обнаруженных в начале “янтарного пути” - на Самбийском полуострове в Калининградской области России, в западной Литве и северо-восточной Польше. Речь идет, главным образом, об ажурных бронзовых изделиях в стиле opus interrasile, а также “крыльчатых” и “глазчатых” фибулах. Ажурные накладки из металла служили важным элементом женской одежды у кельтов Норика и Паннонии, а в I в. н.э. они обрели популярность в качестве украшений на ножнах мечей, на поясах, портупеях, звеньях цепей-поводьев конской узды у солдат и офицеров римской армии, размещенной на Рейне и верхнем Дунае. Точно также верхний Дунай является родиной “крыльчатых” и “глазчатых” фибул. В Прибалтике ажурные накладки из металла и фибулы распространяются во второй половине I - первой половине II вв. Не вызывает сомнения, что появление варварских подражаний римской военной моде в столь удаленном от лимеса регионе связано с деятельностью римских торговцев на трассе “янтарного пути”. Возможно, прав М.Б. Шукин, полагая, что ключевые пункты “янтарного пути” могли стать прибежищем в варварских землях для каких-то римских ремесленников, изготовлявших изделия в силе “opus interrasile”. Известно, что римские торговцы и ремесленники в I в. селились иногда за границами Imperium Romanum - в Дакии, свободной Британии и т.д. Известны, впрочем, боспорские и варварские, а именно сарматские подражания металлическим деталям римского военного снаряжения, исполненного в стиле “opus interrasile”. Более сложен вопрос о том, кто являлся потребителями этих изделий и распространял стиль “opus interrasile” дальше на Восток. Едва ли можно безоговорочно согласиться с романтической версией М.Б. Щукина, который, ссылаясь на некие средневековые литовские хроники, предполагает миграцию из пределов Римской империи при Нероне в Прибалтику нескольких десятков римских всадников, а также многочисленных торговцев и ремесленников под руководством легендарного Полямониса (Полемона). Эти-то переселенцы, по мнению Щукина, и сыграли в социо- и политогенезе у западных балтов роль, аналогичную той, что позже сыграли викинги у восточных славян. В поисках аналогий рассмотрим еще один весьма любопытный случай использования элемента римского военного снаряжения варварами. В 1990 г. археологическая экспедиция ПГУ раскапывала в окрестностях д. Мокино Пермского района древний могильник, датированный III-V вв. н.э. Археологи, анализируя обряды погребения, относят Мокинский некрополь к поздней стадии Гляденовской – ранней стадии Харинской археологических культур. Наряду с захоронениями, принадлежащими коренным обитателям региона - финно-уграм, было обнаружено несколько могил, в которых был обнаружен погребальный инвентарь, прежде всего, вооружение сарматского происхождения. В одном из таких захоронений (N 98) обнаружена халцедоновая гемма, на которой было изображено луноподобное детское личико. При ближайшем рассмотрении эта гемма оказалась римской фалерой - солдатской медалью. Награды такого рода выпускались в течение короткого исторического отрезка - только в первый век существования Римской империи. Находка попала в наш регион явно в связи с Великим переселением народов, в котором сарматы принимали активное участие. Интересен способ использования фалеры ее новыми хозяевами. Можно полагать, что она служила - наподобие шляпки гвоздя - в качестве элемента рукоятки меча или кинжала. Надо сказать, что мода на использование халцедоновых дисков в качестве элементов рукояток холодного оружия была известна у сарматов Южного Урала во II - V вв.н.э. Сарматы из евразийских степей в I - IV вв. неоднократно совершали дальние миграции в причерноморский регион и на Дунай как самостоятельно. так и в составе гуннских орд. Часть из них, естественно, после дальних походов возвращалась домой. Кроме того, халцедоновые диски как декор воинского вооружения встречаются в датированных также IV-V вв. захоронениях на территории Нижнего Прикамья в Тураево (Татарстан), которые исследовавший их В.Ф.Генинг связал с переселением гуннов . Оставив в стороне достаточно спорный вопрос об этнической принадлежности похороненных в Прикамье воинов, как в Мокино, так и в Тураево, отметим общую в обоих случаях моду на украшение оружия халцедоновым декором, причем не только халцедоновыми дисками, но и бусинами . Вне зависимости от того, являлись халцедоновые диски этниконами уральских сарматов или нет, существенно то обстоятельство, что в местах постоянного обитания южноуральских сарматов и гуннов халцедон не встречается. Крупнейшее месторождение халдцедона в древности находилось на территории современного Узбекистана. Таким образом, и для гуннов, и для уральских сарматов это был редкий, привозной камень. Украшение воинского снаряжения халцедоновыми дисками и бусинами являлось своеобразной модой, элементом престижного потребления, призванным подчеркнуть обособленность воинов от общей массы кочевого населения. Кстати, в тураевских курганах обнаружено стекло и серебро боспорского, а также иранского происхождения. Заслуживает внимания мнение В.Ф. Генинга, согласно которому воинские погребения в Прикамье могли принадлежать не только пришельцам. Исследователь предположил, что контакты во время Великого переселения народов с кочевниками - гуннами и сарматами могли ускорить у финно-угорского населения лесостепной зоны Приуралья процесс социальной дифференциации. Выделилась военная верхушка, которая заимствовала у кочевников некоторые элементы вооружения и погребальных обрядов. В числе прочих заимствований в арсенале финно-угорских витязей могла оказаться и своеобразная мода на украшение оружия халцедоном. Можно по аналогии предположить, что в качестве основного потребителя чеканных и штампованных бронзовых накладок на оружии и воинском снаряжении в Прибалтике также выступала формирующаяся дружинная прослойка, выделяющаяся из среды местного населения. Активизация торговли на “янтарном пути” в середине I в. совпала с началом интенсивных миграционных процессов в Евразии, коснувшихся и Балтийского региона. Переселения, сопровождавшиеся военными конфликтами, резко ускорили процесс социогенеза среди балтийских племен. Именно формирующаяся среда профессиональных воинов, на наш взгляд, могла стать разносчиком определенной моды на подчеркнуто “воинские” вещи импортного происхождения, и в частности, такие, которые отдаленно напоминали униформу римской армии. Общеизвестна установка на определенный импортный ассортимент в престижном потреблении новых социальных групп, претендующих на исключительность. Вспомним трогательную приверженность тех же “новых русских” массивным цепям, крестам и кольцам из золота, одежде и обуви эксцентричных цветов и фасонов, мобильным телефонам и т.д., т.е., атрибутам, заимствованным из арсенала мафиозных элементов на Западе. В.И. Кулаков полагает, впрочем, что вышеназванный инвентарь принадлежал воинам-ауксилиариям римской армии, обеспечивавшим в I-II в. безопасность “янтарных” караванов. В некоторых случаях варварские подражания римскому военному снаряжению обнаруживаются в совершенно удивительном контексте. Так, в центре и на юге Польши при раскопках женских погребений, относящихся к так называемой Пшеворской археологической культуре (II-III вв.), обнаружены многочисленные фрагменты римских кольчуг , относящихся к разряду lorica hamata, а также металлических миниатюрных копий щитов, ножей, боевых молотов и т.д. На наличие элементов римского военного снаряжения в женских погребениях балтийской Самбии, датированных примерно тем же временем, обращает внимание В.И.Кулаков. Едва ли можно вслед за К. Чарнецкой все типы представленного в могильниках Пшеворской культуры воинского снаряжения признать римскими. Так, например, боевые молоты на вооружении воинов римской армии из числа наемных германцев появились только в IV в. Нельзя однозначно признать “римский характер” прямоугольных щитов, миниатюрные копии которых представлены в данных погребениях. Возможно, такие щиты и входили в арсенал воинов некоторых вспомогательных частей римской армии. Однако, аналогичными щитами пользовались и воины “свободной” Германии. Безусловно римское происхождение фрагментов кольчужных панцирей. Такие кольчуги в римской армии использовались преимущественно воинами вспомогательных частей в I – III вв. Обитатели Пшеворской культуры могут быть идентифицированы как германское племя лугиев, принимавшее активное участие в маркоманских войнах с Римской империей в 160-180-хх гг. Именно с этими событиями К. Чарнецка и связывает большинство фрагментов и имитаций римского военного снаряжения в погребениях Пшеворской культуры, хотя первые миниатюрные копии появляются в захоронениях, датированных I в. Первоначально считалось, что полоски кольчужного снаряжения римлян использовались женщинами Пшеворской культуры как браслеты. Однако, особенности конструкции, а также непременное присутствие в погребениях наряду с кольчужными звеньями миниатюрных копий оборонительного и наступательного оружия привели исследователей в конечном счете к выводу, что все эти вещи исполняли охранительную роль амулета. То есть, реальная защитная функция воинского снаряжения переносилась на его фрагменты и копии в совершенно ином контексте. Польская исследовательница, ссылаясь на Тацита, обоснованно предполагает, что комбинация деталей и уменьшенных копий военного снаряжения в погребальном обряде была призвана подчеркнуть особый статус этих женщин. Известно, что у германцев были специальные прорицательницы, обладавшие значительным политическим влиянием и высоким социальным статусом. Обращает на себя внимание похожее применение халцедоновых дисков финно-уграми Приуралья. Эти диски, известные как декор вооружения кочевых воинов евразийских степей, встречаются в датированных IV в. женских погребениях Азелинской культуры в Удмуртии. Диски с отверстием в центре, по мнению В.Ф. Генинга, использовались в качестве нагрудных и поясных украшений. Можно предположить, что в данном случае халцедоновые диски могли служить не только деталью женского азелинского костюма, но и выступать в качестве амулетов при погребальном обряде. Между прочим, использование элементов римского воинского снаряжения в ином контексте известно и в античном мире. Так, например, в детском погребении I в. в Ниймегене (Нидерланды) обнаружена янтарная гемма с профилем ребенка, являющаяся изначально, как можно предположить, воинской фалерой. Халцедоновая гемма типа “Купидон”, обнаруженная в женском погребении II-IV вв Херсонесе Таврическом, также по комплексу признаком может быть атрибутирована как римская военная фалера . Таким образом, в качестве заключения можно отметить следующее. В структуре обменов между античной ойкуменой и миром варваров, а также между варварскими племенами, по всей видимости, важное место занимали предметы, относящиеся к сфере так называемого демонстративного или престижного потребления. В эпоху Великого переселения народов основным потребителем предметов такого рода у варваров выступала дружина как элитная социальная группа. Не удивительно, что воинов интересовало прежде всего военное снаряжение могущественных соседей и противников, а также привозные редкие вещи, которые можно было использовать в декоре вооружения. Однако, “военный импорт” мог использоваться и иными элитными группами, как, например, женщинами-прорицательницами у древних германцев. При этом контекст использования этих вещей мог меняться радикально. Из средств реальной защиты элементы военного снаряжения превращались в амулеты, становясь объектами культового назначения. Возможно также, что элементы воинского снаряжения, попадая в чужеродную среду, особенно при спорадических контактах, как, скажем, между обитателями Азелинской культуры и номадами, полностью теряли свое первоначальное значение и приобретали совершенно иные функции.
