Но вот настала тишина,

И, будто бы во сне,

Неслышно девочка идет

По сказочной стране

И видит множество чудес

В подземной глубине.

Л. Кэрролл

«Приключения Алисы в Стране Чудес»[1]

В современной культуре существует не так много феноменов, которые обладают абсолютной актуальностью. Несомненно, что одним из таких явлений можно считать Мировую Сеть. Многократно осуждаемая и критикуемая, она непрерывно расширяет свои границы, вмещая в себя всех желающих и все желаемое. В этом смысле Интернет можно сравнить с горизонтом физического пространства и языком в хайдеггеровской интерпретации. Изначально конструируемая извне, Сеть создавалась по законам и принципам реального мира, будучи призванной воспроизводить его базовые характеристики, с одновременным расширением возможностей создателей и пользователей.

Между тем, будучи заданной в своих основных параметрах, Интернет практически с самого начала стала существовать как самостоятельная структура с весьма сильными тенденциями к культурной автономии. Самым ярким индикатором последней стало формирование особого сленга – того, который потенциально, в качестве «языка», вполне может служить достаточной основой для самоидентификации субъекта. Оказавшись частично заимствованным извне, этот своеобразный «новояз» постепенно начал вытеснять традиционные лексемы, используя преимущества своего нахождения вне структур социальной стратификации. Деформированный английский, ставший базисом для новой знаковой системы, во многом определил ее популярность и доступность для понимания. Отсутствие фонетического ряда из недостатка превратилось в достоинство, дополнившись значками иероглифической (или пиктографической?) природы (новыми - баннерами, смайлами и т. п., а также традиционными знаками препинания, наделенными модернизированным смыслом). Цвет и форма компенсировали отсутствие звука и, в чем-то, даже восторжествовали над ним. Как тут не вспомнить затертую в филологических дискуссиях фразу – «Границы языка определяют границы мира».

Виртуальная реальность, не будучи локализованной географически, заняла огромную культурную нишу, которая продолжает расширяться и по сей день. На сегодня не существует, пожалуй, ни одной сферы – марксист сказал бы: «формы общественного сознания» - которая не только не оставила свой отпечаток в виртуальном пространстве, но при этом не испытала бы обратное воздействие, подтвердив тем самым справедливость третьего закона богобоязненного Исаака Ньютона.

Какой бы специфичной не стала Мировая Сеть по своей сути, генетически она была приговорена к существованию по универсальным культурным законам человеческого сообщества. Искусственный интеллект не только не компенсировал иррациональные выплески бессознательного у обитателей Интернет, но даже увеличил масштаб их значимости благодаря усовершенствованной системе интерсубъектной коммуникации. Архетипы этого самого бессознательного, развернувшись в новом континууме, определили традиционно-мифологические формы образов и отношений в Сети.

Мифогенность культурного феномена – отнюдь не исключительный случай. Другое дело, что разворачивание традиционных архетипов очень тесно связано с контекстом, в рамках которого это происходит. И в этом смысле Сеть создает свое мифологическое пространство, подчиняющееся законам жанра.

Важной составляющей мифологического континуума Интернет становится используемый язык. В то время как создатели официальных сайтов стараются, хотя и не всегда успешно, следовать канонам литературного русского языка, в границах форумов и чатов этот самый язык дополняется новыми лексемами и ранее неизвестными смыслами. Сам процесс такого развития типичен для языка как культурной формы, поскольку представляет собой включение новых феноменов в языковое пространство. «Интернетовское» достраивание языковых форм примечательно в той мере, насколько оно вмещает в себя описание действий и форм, которые не могут – по своей природе – иметь места в физической реальности. Все взаимодействия, осуществляемые внутри Мировой Сети, являются условными - мы не рассматриваем здесь те результаты, которые могут воспоследовать подключению к Интернет в реальном пространственно-временном континууме.

Условность и малая соотнесенность с реальным функционированием социума – характерная черта сетевой коммуникации. Человек, вступающий в новое пространство, прекрасно осведомлен об ограниченности сферы действия заданных там правил и норм, какими бы строгими они ни были. При этом он – в большинстве случаев  - готов считаться с ними и подчиняться им, и даже апплицировать эти нормы и их следствия в реальном физическом мире. Совместные усилия пользователей и конструкторов виртуального пространства рождают особый, «коммуникативный» миф. Эпитет «коммуникативный» в данном случае используется для того, чтобы подчеркнуть специфичность именно формы процесса общения в границах, заданных Сетью.

Как уже было отмечено, человек, погружающийся в сетевые системы коммуникаций, заранее извещен о некой «виртуальности», неполной реальности взаимодействия. Неполнота здесь – не критерий эффективности или действенности,  а фиксирование дистанции между тем, что задано так называемой «первой природой», и тем пространством, которое возникло в результате появления новой культурной ниши. И та, и другая природа требуют своего постепенного освоения, и в этом смысле неофит – «чайник», «ламер» - начинает играть роль новорожденного, младенца, неискушенного в перипетиях окружающего его мира. В этом мире познание начинается заново, с единственным отличием. Последнее заключается в осознанности мотивов когнитивных процессов. Тем не менее, такая осознанность не становится препятствием и защитой от формирования многочисленных мифологем, имеющих модернистскую окраску и традиционное содержание.

Одним из таких мифов, имеющим глубоко архаическую природу, является представление об элитарности тех, кто посвящен в законы и принципы действия Мировой Сети. Элитарность как непохожесть, возможность выделиться из основной массы людей, может быть осмеяна – на уровне анекдотов про далеких от реальности программистов и шаманствующих системных администраторов[2], но большей частью она формирует позитивное чувство превосходства над теми, кто непричастен к компьютерным премудростям. Представлению о значимости виртуальной реальности способствует и уже неоднократно упомянутый набор лексем. Для внешнего наблюдателя они представляются – в лучшем случае - бессмысленным набором слов, схожим с тем, что характерен для подростковой манеры общения. Ощущение бессмысленности провоцируется не только изначальным непониманием действия, стоящего за указанным термином или глаголом, но и достаточно нелепым сочетанием английских корней и русских грамматических форм. Сюда добавляется и нарочито упрощенная манера выражаться, которая воплощена в неслучайных орфографических и синтаксических нарушениях. Как объяснили автору статьи на одном из каналов популярного русскоязычного чата, говорить абсолютно правильным, чистым литературным языком даже как-то неприлично, и может считаться снобизмом или дурным тоном.

Собственно, можно говорить о формировании особого диалекта, соотнесенного с новообразованной субкультурой. К нему не имеет никакого отношения безграмотность подростков и юношества, иллюстрирующая издержки современного среднего образования и семейного воспитания. Таким, образом, возникший на основе определенных установок, искусственный язык Сети обладает всеми характеристиками образований такого рода: формируясь на основе естественного языка, он включает в себя специфическую, только для него свойственную терминологию, сопряженную с соответствующим понятийным аппаратом. При этом корректируются общепринятые грамматические правила, а создаваемые на их основе сообщения считаются внутренне непротиворечивыми и наполненными значимым для участников общения смыслом.

Новизна сленга, как и ощущение элитарности, не представляют собой некой культурной новации. Традиционное мифологическое восприятие мира в данном случае проявляется в имплицитной идее замкнутости культурного пространства, принципиально недоступного для чужаков и внешних нововведений. Нововведения в ситуации модернизированной культуры оказываются нежелательными ровно настолько, насколько они угрожают сложившимся параметрам микросоциума, каковым чаще всего является общность участников общения. Комната-канал  в чате наиболее наглядно иллюстрирует такую закрытость, даже если вход туда формально свободен. Эта замкнутость инспирируется и необходимостью наличия навыков для виртуального общения, и сложностью вхождения в уже сложившийся – не побоимся этого слова – коллектив форума или чата, и даже требуемым уровнем быстродействия и технической оснащенности самого компьютера.

Символом отделенности участников коммуникации выступают название канала и тема, которая в ряде случаев может в значительной мере – одними лишь психологическими методами ограничивать число посетителей. Члены возникшей элитарной группы, сами о том не ведая, воспроизводят традиционную модель отношений, в которой противопоставляются «мы» как участники и обитатели культурного, космизированного, оформленного пространства и «они» - идейно чуждые пришельцы извне, потенциально способные нарушить сложившийся континуум. Мифологема избранности периодически заявляет о себе, даже если это не входило в планы обитателей виртуального мира.

Интересно, что такая психологическая замкнутость сочетается с принципиальной интеркультурностью и надкультурностью Мировой Сети. Овладение латиницей и элементарными навыками оперирования необходимыми командами становится своеобразным и вполне доступным для любопытствующего пропуском в желанное пространство. Эта свобода выбора заставляет вспомнить уже не мифологическое, а религиозное отношение, в рамках которого связь между Богом и человеком становится результатом личностного осознания и волевого усилия, а не определяется аскриптивными характеристиками. Нежелательная и даже кощунственная параллель между Творцом и компьютером, тем не менее, неумолимо приходит на ум, рождая очередную мифологему. Оба они непостижимы в своем бытии для рядового ума, оба выступают создателями пространственно-временного континуума, оба представляют собой объективное начало, чьи отношения с человеком становятся результатом сознательных усилий последнего.

Образ Матрицы как основного детерминатора человеческой культуры неслучайно возник в голове голливудского сценариста. Он достаточно наглядно свидетельствует о принципиальной потребности человека в наличии сверх-существа, чью роль и выполняет искусственный интеллект в виртуальном пространстве.

Сама природа виртуального пространства способствует разворачиванию именно мифологических особенностей мировосприятия. Совершаемые действия, так или иначе, классифицируются при помощи качественного подхода. Нельзя быть «немного» в Сети. Нельзя «чуть-чуть» нарушить правила. Никакое изменение внешних особенностей не меняет природы включения во внутрисетевую коммуникацию. В замкнутом культурном пространстве жестко определено место, занимаемое пользователем, при практически полном отсутствии других альтернатив. Точно так же, как и в традиционных мифологических системах, отсутствует четкое разграничение двух и более реальностей. Виртуальное пространство неизбежно содержит в себе элементы реального континуума, одновременно достаточно сильно влияя на последний.

Архетипической чертой виртуального пространства можно считать и принципиальное равноправие различных видов континуума. В классических мифологических системах эта характеристика проявляется как принцип равноправия сна и реальности. В рассматриваемой ситуации на смену сну приходит виртуальное пространство, достаточно конкурентоспособное по отношению к социальному миру, в котором мы обитаем. Реальность, сконструированная посредством искусственного интеллекта, в психологическом аспекте не менее легитимна, чем та среда, которая действует на нас через раздражители физической природы. Недаром большинство активных пользователей отмечает, что в чате очень быстро теряется чувство времени, и фраза «Я зашла в чат на пару минут» звучит либо кокетливо, либо чересчур самонадеянно. Следовательно, можно утверждать, что в границах мифологического пространства мы имеем дело с мифологической же концепцией времени. Данная концепция отрицает не только абсолютную и субстанциальную природу времени, в духе современной физики, но и принципиально отказывает ему в однородности и объективности.

Действительно, легитимация субъекта коммуникации в виртуальном пространстве зависит не от календарного отрезка времени, проведенного в Сети, и даже не от количества посещений форума или канала. Опять-таки здесь мы имеем дело с доминированием качественных, а не количественных характеристик. Качество общения в Интернет не зависит напрямую от интенсивности самого процесса, и в значительной мере сопряжено с аскриптивными характеристиками пользователя. Последнее, по нашему мнению, является наглядным свидетельством актуальности мифологической составляющей в мировоззрении современного человека.

Для участника взаимодействия время, вроде бы впустую потраченное на бесплодные вербальные экзерсисы, обладает собственной, несомненно, мифологической значимостью. Возникающая у части посетителей Сети психологическая зависимость от виртуальности в мировоззренческом аспекте порождена уверенностью, что «вирт» действительно представляет собой важную часть существования и является в этом смысле высшей ценностью. Эта мифологема может быть обоснована – при необходимости, но сама по себе в объяснениях какого-либо рода не нуждается. Невозможность «немножко присутствия», нереальность попыток остаться незамеченным имеют своей обратной стороной формирование представлений о сопричастности, включенности в коммуникацию. Вроде бы достаточно монотонные и однообразные контакты выполняют в таком случае компенсаторную функцию, которая для ряда задействованных лиц может оказаться более весомой, нежели общение в социуме физического пространства. Недаром один из посетителей русскоязычного чата «во всеуслышание» написал: «Человек, у которого все в порядке в личной жизни,  в чате сидеть не будет».

Для нас здесь важен не психологический аспект одиночества, и даже не проблема его преодоления. Более важным применительно к обозначенной теме представляется то обстоятельство, что в подобной ситуации процесс спонтанного формирования мифологемы и аналогичное развитие авторского мифа приобретают одинаковую направленность, формируя устойчивый культурный феномен. Говоря философским языком, происходит онтологизация виртуальной реальности, которая статусно начинает приравниваться к миру, который описывает естествознание и вся совокупность социальных наук. И тогда начинаешь тратить собственное время на решение коммуникационных проблем канала, переосмысливать долгие ночные разговоры, словно от их учета может возникнуть какая-либо система зависимостей.

С одной стороны, «вирт» воспроизводит некоторый набор характеристик сна (впрочем, как и игры, но это отдельная тема для обсуждения). Он позволяет реабилитировать сублимированные инстинкты и избавляет от части комплексов. Он не накладывает обязательств, чье исполнение определяет жизнь человека. Наконец, виртуальный континуум тоже является, отчасти, слепком с реального мира. С другой стороны, в таком мире человек в большей мере способен осуществлять волевые усилия и выстраивать стратегию поведения. Совершенно специфические механизмы используются для выхода из этого пространства. Все перечисленное заставляет говорить о том, что основным отличием культурного кода Мировой Сети от соответствующего параметра традиционной культуры является подчиненность осознанно сконструированному набору мифологем, или вторичной мифологии. При этом механизмы разворачивания архетипических образом являются идентичными в обоих случаях.

Особо стоит упомянуть эквивалентность слова и действия, которая во многом определяет принципы функционирования мифологического пространства. В Интернет, как нигде в современной культуре, это соотношение может быть реализовано в полной мере. Вербальный вариант общения и взаимодействия фактически является единственно возможным для Сети, создавая значительные преимущества и формируя определенные недостатки.

Одним из таких очевидных преимуществ, несомненно, можно считать свободу конструирования собственного образа – авторской мифологемы, и произвольного манипулирования им. Личность как основной субъект виртуального взаимодействия и не может быть ничем иным, как заботливо сфабрикованным авторским мифом. Даже если пользователь не ставит перед собой специальной задачи создания своего нового облика, это неминуемо происходит, подчиняясь логике существования культуры в целом, законам человеческой психологии и закономерностям функционирования Мировой Сети.

Поскольку в культурном пространстве любой его компонент принципиально мифогенен, то есть обладает способностью продуцировать мифологемы, любые попытки в какой-либо форме заявить о себе приводят к формированию того, что Я. Голосовкер назвал «мифом моей жизни». Поскольку пользователь далеко не всегда охотно сообщает информацию личного характера, к данной неизбежной тенденции присовокупляется еще и элемент субъективности.

Центральным звеном образа-мифологемы становится псевдоним – так называемый ник. В принципе именно он,  а не реальный человек, выступает в качестве основного действующего лица в виртуальном общении. Представляется возможным выделить несколько вариантов самонаименования посетителей Интернет. Самый простой способ подобрать себе имя-заместителя – это использовать имена и прозвища известных людей – от императоров и диктаторов до известных художников и актеров. Тем самым к представлению о человеке неминуемо добавляется ряд мифо-компонентов, связанных со знаменитым образом. Однако такой выбор для Сети достаточно редок, что можно объяснить не только определенной профессиональной ориентацией преобладающего большинства посетителей чатов и форумов и не всегда высоким уровнем эрудированности, но и характерной для современной культуры тягой к конструированию нового. Уважаемая в современном обществе, эрудиция здесь уступает место творчеству.

Гораздо чаще в качестве псевдонима выбираются иностранные лексемы, которые в равной мере могут нести смысловую нагрузку либо не иметь таковой. В некоторых случаях новое слово может возникнуть в результате использования элементов нескольких частей речи или быть попросту аббревиатурой. Изначальная непонятность[3] для окружающих является предлогом для подробных разъяснений и дополнительного конструирования собственного образа. Такой ник может развиваться в ходе своего существования, дополняясь новыми компонентами, в зависимости от настроя и жизненной позиции наблюдателя.

Фонетика используемого имени-ника несомненно задействована в формировании имиджа участника сетевого диалога. Поэтому очень любопытным представляется использование в качестве псевдонима имени, даже отдаленно не напоминающего реальное. Иногда собственное имя используется в уменьшительной или в значительной мере искаженной форме. Такого рода деформации, естественно, принудительно влияют на выводы стороннего наблюдателя о возрасте и статусе человека. Примечательно, что поскольку эти заключения об одном и том же лице чаще всего не совпадают, то каждый из таких носителей ников становится средоточием не одной, а целого набора мифологем, совпадающих в отдельных точках восприятия.

Наибольшей мифогенностью, если так можно выразиться, обладают лексемы непонятного содержания – в противоположность человеческим качествам или декларации собственной жизненной позиции, которая становится частью или целым псевдонимом. Абсурдные по форме, бессмыслицы – аббревиатуры и сочетания цифр - открывают простор воображению и принципиально расширяют поле интерпретации, порождая априорные суждения о носителе. В случае несоответствия смысловых характеристик имени, возникающих в результате такой интерпретации, и поведения самого носителя происходит своеобразный конфликт авторских мифологем, неизбежно завершающийся сохранением наиболее устойчивой из них. Процесс замещения и вытеснения авторских мифов происходит перманентно, параллельно с существованием виртуального пространства и его участников и является принципиально незавершимым.

В формировании мифологического образа участвует не только вербальный компонент, несмотря на его доминирование в сетевой коммуникации. Зрительный образ в значительной мере корректируется благодаря цветам и формам используемого шрифта. Приоритет в выборе цвета – тема, более подходящая для психолога, а не религиоведа. В нашем случае гораздо уместней при анализе индивидуального образа учитывать то воздействие, которое оказывают эти самые цвета и формы.

Пользователь, который успел хотя бы немного познакомиться с правилами общения Интернет, достаточно быстро понимает, что цвет его собеседника несет в себе огромное количество информации о последнем. Во-первых, наряду со стандартным набором цветов достаточно часто встречаются специально подобранные сочетания, требующие наличия определенных профессиональных навыков. Такого рода «колористика» также является в некотором роде претензией на элитарный статус, но отнюдь не служит свидетельством наличия соответствующей профессиональной подготовки. Речь, скорее, идет либо о значительном стаже пребывания в виртуальном пространстве, либо о высокой степени адекватности коммуникации. Чаще всего эти параметры успешно сочетаются. Архаической составляющей мировосприятия здесь, как уже упоминалось, становится формирование элитарной группы, в какой-то мере противопоставляющей себя «неофитам».